Если бы не я. И жили они долго, счастливо и далеко друг от друга - Лана Хомякова

– Ладно, не кипи. Мне проще, хоть я и тщетно пытаюсь скопить на новую машину, тоже работаю и, в отличие от тебя, пропускаю гораздо меньше пар. Ты опять со своими поругалась?

– Я и не мирилась, – лицо Евы стало угрюмым.

– Ну, переезжай ко мне. Я отдам тебе комнату без телевизора, – предложил Слава, щедро размахнувшись рукой, в которой держал чашку. Ева больше не остерегалась его широких жестов, будучи уверенной, что Слава её не ошпарит.

– Не говори глупостей, – резко потребовала Ева.

– Серьёзно. Если ты не будешь захламлять мне ванную своими средствами от всего и для всего, я совсем не против.

– Я уже захламляю своей зубной щёткой, – напомнила Ева, подловив на этом Славу, который якобы не стал бы мириться с множеством тюбиков и флакончиков.

– Щётка – это предмет первой необходимости.

– Кстати, как ты своим девкам объясняешь присутствие моей зубной щётки в своей квартире?

Слава проглотил грубое словечко «девки», так как в этом была вся непримиримая Ева.

– Ну, я говорю, что одна зубная щётка у меня для верхней челюсти, а вторая – для нижней.

– И как?

– Не верят! Представляешь? – Слава выпучил глаза, словно уличить его во лжи невозможно, чтобы придать своей безумной версии больше правдоподобия.

Ева улыбнулась, приоткрыв жемчужные зубы.

– А сиреневые тапки ты, должно быть, на второй паре ног носишь? – Ева прикусила язычок. Это одна из её привычек, которая казалась Славе милейшей: отпускать острую шутку, слегка прихватывая зубами кончик языка.

– Зачем такие сложности? На руках! – пояснил Слава.

– Я не хочу жить твоими подачками, потому не перееду к тебе, хотя мы бы ужились вместе.

– Я могу сдавать тебе комнату, тысячи за две, но тогда в проживание будет включено питание, – изменил своё предложение Слава.

– Мне неудобно отказывать, но ты будешь мешать моей личной жизни, – шутливым тоном произнесла Ева, но Слава ничуть не смутился.

– В чём проблема? Разве наш славный доцент Глебка не думает, что я твой двоюродный брат? – издевательски напомнил Слава. – А, большая лгунья?

– Глебка-то думает, а вот, – тут Ева опомнилась, что так и не позвонила Андрею и театральным жестом ударила себя по лбу.

Девушка вскочила с дивана и понеслась в прихожую, где бросила свою сумку. Достав мобильник, она вернулась к наблюдавшим за её резкими движениями Славе и его доче Элизе.

– А теперь полная тишина, – распорядилась она, набирая номер Андрея.

Слава застыл не то от интереса, не то от удивления.

– Привет, Андрюш. Я уже дома. Нет, давно приехала, просто мне Кира звонила. Да, та самая, – щебетала в трубку Ева. Слава смотрел на неё с насмешливо-снисходительным выражением лица, которое пробуждало в Еве одновременно злость и стыд.

«Чего ты так смотришь, моралист хренов?!» – кричали глаза девушки в то время, как её приветливый голос оставался мягким и ровным:

– Я тоже скучаю. Люблю. Давай завтра созвонимся, а то мне Ася и Вика не дадут нормально поговорить!

Ева окончила разговор и, сердито захлопнув мобильник-раскладушку, посмотрела на Славу, который выдерживал паузу и, казалось, вот-вот рассмеётся во всё горло, а от его баса затрясутся стены комнаты. Девушка поправила волосы, готовясь обороняться.

– Ну, говори! – громко сказала она.

– Я только хотел поинтересоваться, Глеб-то ещё не вернулся в Тулу?

– Нет, – ответила Ева, надеясь, что пытка пройдёт быстро и безболезненно.

– А когда вернётся, его ждёт большой сюрприз, – предположил Слава, словно уже представляя, как Ева даст бедняге от ворот поворот.

– Будет видно. Я не думала об этом.

– Ещё бы! Зачем? Может, удастся совмещать? – эта фраза прозвучала из уст Славы не так шутливо, но более презрительно.

– Не говори глупостей! Я не настолько двуличная.

– Что за Андрюша? – полюбопытствовал Слава, передразнивая интонацию Евы.

– Очень хороший человек. Учится в Москве. Красавец. Высокий, выше меня, накаченный, в общем, то, что надо!

– Лет ему сколько? – деловито продолжала задавать вопросы Слава.

– Наш ровесник.

– О, дорогая! Поздравляю, это ненадолго! Встречаться с ровесником противоречит твоим принципам, – язвительно напомнил Еве её же слова Слава.

Ева крепко сжала челюсти. Этот снисходительный тон, которым было произнесено обращение «дорогая», эти насмешки над её принципами сердили девушку. Да, Ева выбирала себя парней по двум критериям: рост и возраст. В обоих случаях, эти параметры должны быть больше, чем у неё самой. Слава же оставался абсолютно спокойным, потешаясь над ней. Он пил свой кофе и непроницаемыми глазами смотрел на собеседницу.

– Мои принципы! Что хочу с ними, то и делаю. А, может, и вовсе их поменяю!

– Да, твоя принципиальность достойна восхищения, ибо обычно людям не удаётся сочетать её воедино с гибкостью!

– А если я влюбилась? Я такого к Глебу не испытывала уже давно, – попыталась оправдать себя Ева.

– И что? Это повод так предавать нашего служителя науки и образования? Почему по-человечески не расстаться, если ты его уже давно не любишь? – Слава провоцировал Еву на простое земное объяснение, в котором бы ничего не говорилось ни про любовь, ни про прочие чувства, так как он не верил, что Ева может любить и чувствовать что-то по-настоящему, поскольку ею движут исключительно быстро проходящие страсти.

– Глеб как качественный хороший ноутбук, которым я вынуждена пользоваться, поскольку на желаемую модель у меня не хватает денег! – выпалила она. – Считай, что судьба сделала мне подарок.

– Ладно, не ори. Кто я, чтобы тебя судить.

«Сначала доведёт, а только потом появляются такие здравые мысли!», – ворчала про себя Ева.

– Ты дочь своего отца! Думаю, у вас схож образ мыслей, а потому поступишь ты так, как поступил он.

Чёрные глаза Евы зажглись страшным огнём. Самым обидным оскорблением для неё было сравнение с отцом. Она презирала Павла Петровича Звягинцева настолько, что сменила его фамилию на девичью фамилию матери. К тому же она никак не могла и даже не хотела изглаживать из памяти тот день, когда отец, предпочитающий не видеться с дочками, познакомил её и Асю с Викой со своей новой женой и новорождённой дочкой одновременно. Как пренебрежительно Татьяна обращалась с ними! Ева вспылила и наговорила много чего неприятного под действием гормонов и переполоха чувств, переживаемого в переходный возраст. Отец ударил её. Шлепок от пощёчины повис в тишине. Так была поставлена жирная точка в отношениях.

С тех пор ни отца, ни его новую семью она не видела. Ася и Викуся поддерживали отношения с людьми, от одной мысли о которых Еву тошнило, причём это было не стремление их юных сердец, а простой расчёт меркантильных мозгов. Они прекрасно знали: чем лучше себя покажут перед папой, тем на большее материальное вознаграждение могут рассчитывать. Так, они получали подарки в форме определённых сумм в российских рублях на свой день рождения, новый год и восьмое марта. В отношении Евы Павел Петрович выплачивал только алименты вплоть до её совершеннолетия, большее ей не полагалось. На его помощь в оплате обучения Ева даже не претендовала, хотя ей известно, что Галина Николаевна говорила с ним об этом, но он наотрез отказался оплатить хотя бы один семестр, отчего финансовое бремя, неотделимое от учебного процесса, легло на первокурсницу.

– Да я никогда не поступлю, как он! – завопила Ева.

– Неужели? – Слава говорил ядовито, желая ещё помучить подругу. Он редко бывал таким жестоким, но Ева не замечала, что он уж слишком беспощаден к ней, так как терзалась собственными противоречивыми мыслями. Слава посеял в её душе сомнение.

– Я вообще-то не замужем и клятв верности не давала! И детей у нас нет! – привела весомый аргумент Ева.

– Ева, будь ты хоть двадцать лет замужем и имей пятерых детей, тебя бы это не остановило. И ты это знаешь лучше меня. Твоя страстная натура никогда не поставит обязательства выше вспышек чувств.

– Неправда! – жалобно воскликнула Ева, как обезоруженный ребёнок, которому так и не удалось тут же выпросить у родителей понравившуюся в магазине игрушку.

– Поживём – увидим.

– Ну, всё! Мне стыдно. Хватит.

– Охотно верю, – удовлетворенно признался Слава.

– Скажи, ты мне такие испытания устраиваешь из-за мужской солидарности?

– Меньше всего из-за этого. Глеб твой – олух. Он тебя не знает и не понимает и, как идиот, верит, что я твой брат. Андрюша, видимо, не лучше, если он покупается на твой мышиный писк в трубку и не видит, какая ты бессовестная лгунья! Я дуракам не сочувствую. Тебя жаль.

– Хо-хо! Это из жалости ты мне тут всего наговорил?! – Ева не понимала подобного проявления сострадания.

– Разумеется. Ты ведь не понимаешь, что тебе нужно. Рост? Тебе ни с одним из них в баскетбол не играть. Возраст? Тут я вообще отказываюсь строить какие-либо догадки. Ты ведь не извращенка? Или тебя всё-таки возбуждает дряблое потрёпанное вредными привычками тело? Пойми одно: нельзя быть счастливой с человеком, с которым не можешь быть честной.